— У нас нет бульона… А кроме того, нас не пустят. Туда могут приходить только близкие родственники, — с грустью ответил Готя. Подумав минуту, он сказал: — Но ведь у него нет близких родственников…
— Салют, команда!
Ошеломленные, они быстро подняли головы. У большой лужи стоял Циприан. Иссиня — фиолетовый нос свидетельствовал, что он провел на улице немало времени. Руки он засунул в карманы и дрожал как осиновый лист. Лицо, покрытое отросшей щетиной, казалось несчастным.
— Как мама? — спросил он Готю. — Как она себя чувствует?
Готе хотелось подойти к нему и поздороваться, но, в конечном счете, он развернулся и решительно зашагал к автомобильной стоянке.
— Подожди! — Циприан схватил его за руку. — Пожалуйста. Я только хотел узнать, как она. Я беспокоюсь. А как ты? Приятели не донимают тебя?
— Пусть только попробуют! — Надя встала рядом с другом, готовая закрыть его собственным телом.
Повисло молчание, каждый что-то высматривал в грязном снегу. Возле школы уже было пусто, все разошлись по домам. Брошенный кем-то пластиковый пакет, подгоняемый порывами холодного ветра, кружил и кружил у крыльца.
— Готя… послушай. — Циприан с трудом разлеплял губы. — Я… на самом деле ее люблю.
— Ооо… момент истины. Где, где камеры? — Мальчик театрально повел головой, а потом махнул рукой. И пошел навстречу подъезжающей машине.
Надя постояла минуту в нерешительности, колеблясь между симпатией к Циприану и любовью к Готе. Она смотрела вслед удаляющемуся мальчику.
Пройдя несколько метров, Готя обернулся и, едва сдерживая слезы, прокричал:
— Если ты и вправду любишь мою маму, скажи ей это сам!
Циприан посмотрел на Надю, но девочка с такой силой толкнула его, что он чуть не упал. Когда Готя уехал, она нехотя побрела домой. Ей не хотелось туда возвращаться, но теперь, когда все так посыпалось, идти было некуда.
Из своей машины Уля наблюдала финал этой встречи.
— Чего он от тебя хотел? Скажи! Испугавшись, что Влодарчик мог оказать на ребенка какое-то давление, она принялась судорожно расспрашивать Готю. Но мальчика так трясло, что он был не в состоянии вымолвить ни слова.
— Если он что-нибудь тебе сделал, я его убью!
— Перестань! Ты ничего не понимаешь! — крикнул Готя и так громко разрыдался, что у Ули чуть не разорвалось сердце.
Люди за кулисами то и дело поглядывали на часы. Никто из съемочной группы не знал, чем все это закончится. Ситуация была настолько напряженной, что приехал даже продюсер, собственной персоной. Он носился из угла в угол и повсюду стряхивал пепел с сигар, игнорируя противопожарные запреты. С той минуты, когда Ядя все-таки расторгла контракт, у него снова обострилась язва. Он полез за таблетками и едва не упал, зацепившись за кабель.
— Да что тут! — Он в ярости пнул со всей силы кронштейн софита, софит покачнулся, но устоял. — Уберите это у меня из-под ног! Черт, в борделе и то спокойнее!
Молодой парень быстро очистил проход. Сегодня никому не хотелось попасть под горячую руку шефа.
Всю прошлую неделю в прессе и на телевидении велась массированная рекламная кампания финала. Толпа журналистов и фоторепортеров была на старте. На все это ушло черт знает сколько денег, и продюсер лелеял надежду, что Ядька не будет последней идиоткой и наконец появится. На всякий случай он выслал к ее дому в Повислье нескольких расторопных парней из отдела репортажей, но они непрестанно звонили ему, сообщая, что им так и не удалось установить ее местонахождение.
— В окне горит свет, но никто не открывает. Мы полчаса колотили в дверь, соседка снизу даже пригрозила, что вызовет полицию, — известил по телефону один из них.
Толстяк все сильнее нервничал. Он почесал затылок и отдал распоряжение:
— Ладно. Если не через дверь, надо как-то по-другому. Закажите машину с подъемником. Знаю, черт подери, что сегодня субботний вечер, но расходы же не в счет! Вы должны мне ее сюда доставить, живую или мертвую!
Прикурив очередную сигару, он помчался к режиссеру. По дороге он наткнулся на позеленевшего от переживаний Циприана. Увидев его, продюсер выпалил:
— Ну, молись, твою мать! Потому что, если ее не будет в студии через полчаса, тебя ожидает карьера дворника.
Потом он распахнул дверь аппаратной. У мониторов сидели несколько человек: режиссер, исполнительный директор и двое его ассистентов. Очкастый поднял воспаленные от недосыпа глаза.
— Всё, мы не можем больше ждать, — сказал он. — Уже третий раз запускаем рекламный блок, через две минуты выход в эфир и прямая трансляция. Зрители в студии уже начинают проявлять нетерпение.
— Так дайте им какой-нибудь халявной еды или что-то такое! Пошевелите мозгами!
Продюсер плюхнулся в кожаное вращающееся кресло, и оно сильно прогнулось под ним. Было заметно, что толстяк лихорадочно думает.
— Эээ…. они уже не хотят соленых орешков, они танцев требуют, — робко промямлил один из сотрудников.
— Ладно. — Шеф махнул рукой. — Начинаем.
Наконец-то люди знали, что им делать. По всем секторам спустили соответствующие распоряжения. В студии загорелась красная лампочка.
— Три, два, один, ноль… выходим.
— Добрый вечер, господа! — начал шоу известный актер; зрителям показали табличку с надписью «Аплодисменты», и сразу грянули овации.
Молодой со своей партнершей разминался перед выходом на танцпол.
— Похоже, старик, тебе придется изобразить соло, — с усмешкой сказал он Циприану. — Только, знаешь, какая досада, здесь танцевальные пары соревнуются.