Поглощенная изнурительной подготовкой к конкурсу, она упустила из поля зрения удивительный процесс трансформации Готиной мучительницы в его же поклонницу.
Надя питала к мальчику все более теплые чувства. Они были почти неразлучны, как Абеляр и Элоиза, Танкред и Эрминия, Болек и Лёлек. Сразу после школы они шли к Эдварду. Проводили там время, готовясь к урокам и занимаясь всякими увлекательными делами — например, совершенствовали модель гильотины, за которой неистовствовал Робеспьер. Для Нади эти совместно проведенные часы были как путешествие в волшебный сад. Она научилась играть в скрабл и шахматы, открыла для себя канал «Animal Planet», но самое главное — она узнала, что ее можно любить, а не только бояться.
Умудренный опытом Эдя с радостью наблюдал, как с лица девочки исчезает выражение тупой озлобленности, уступая место искренней, спокойной улыбке.
В осеннем воскресном вечере, приправленном первыми заморозками, было что-то магическое для всех собравшихся в крохотной клетушке на Повислье. Ядя, Эдя, Готя и Надя сидели вместе, случайно или нет соединенные рукой судьбы. Неспешно ели Эдин бисквит, шутили, подкалывали Друг друга, но главным образом, в который уже раз обсуждали Ядино выступление. Было, однако, и невысказанное — каждый из них лелеял свою мечту. Ядя хотела выкарабкаться наконец с жизненного дна, а заодно и избавить Готю от бесконечного лицезрения собственных депрессий. Надя думала, как было бы здорово, если бы она смогла остаться с этими людьми навсегда. Готя хотел, чтобы его мама хоть раз в жизни что-нибудь выиграла, а Эдвард представлял, как он надевает на чей-то пальчик обручальное кольцо, и тоска, одолевавшая его все последние годы, постепенно отступала.
Начало недели принесло с собой новые репетиции. Первый танец — танго — не выявил бесспорного фаворита, но зато пробудил дух соперничества. Многие делали ставки на Молодого, но Циприан с удовлетворением отметил для себя недоработку некоторых деталей у зарвавшегося звездуна. Верена тоже потеряла форму. Она часто прерывала репетиции и взахлеб пила воду. Танго в ее исполнении получилось слабым, и это убедило ее бывшего партнера, что только с ним она умеет танцевать по-настоящему чувственно. Остальные, по оценкам Циприана, и вовсе не представляли никакой угрозы. Кроме того, уже после первого выступления пошатнувшееся ego танцора получило ощутимую поддержку: вновь активизировался его фан-клуб. Правда, средний возраст поклонниц-фанаток близился к пятидесяти, но любое проявление симпатии Циприан теперь принимал с благодарностью. Он не реагировал на наглые подколы Молодого, который называл его «климактерическим жиголо». Конкурент мог позволить себе грубость: его поклонницы были юными, красивыми и сексуально раскрепощенными.
Ядя же засыпала и просыпалась под ритм английского вальса. Пока она не знала его специфики и была уверена, что именно аргентинское танго представляло собой самую сложную задачу, с которой она, в общем-то, справилась. Но в конкурсах все происходит, как в фильмах Хичкока: вначале землетрясение, а потом еще хуже.
На первый взгляд танец казался простым, не требующим никакой эквилибристики. Но вскоре выяснилось, что если в танго партнеры должны идеально сыграть страсть, подчеркнув при этом свою индивидуальность, то в английском вальсе им следует стать единым организмом, сросшимся от коленей до груди. Этот симбиоз оказался столь коварным (по крайней мере, для Яди), что репетиции проходили крайне тяжело.
Кроме всего прочего, в душе Циприана бурлила обида. Танцор был убежден, что исключительно по вине Яди они выступили хуже, чем могли, и на этот раз решил не давать ей спуску. Но как только они попробовали сделать простейшие шаги, он понял, что сложностей не избежать.
Отбросив мокрое полотенце, Циприан с четвертого захода попытался объяснить этой тупице, чего хотел бы от нее добиться.
— Послушай, это действительно очень просто. Ну, как… — Он задумался, подбирая подходящее сравнение. — Ты напивалась когда-нибудь… эээ… до чертиков?
— Иногда, — призналась Ядя осторожно. Она понимала: если станет отрицать, он все равно не поверит.
— Ну, тогда мы спасены. — Циприан хлопнул в ладоши. — У тебя наверняка были «черные вертолеты». Знаешь, башка раскалывается, ты добираешься до кровати, хочешь заснуть, и вдруг в голове включается этакая жуткая центрифуга. Так же и в вальсе. В общем, самое главное — кружиться вверх-вниз, вверх-вниз. О! Как в лодке: поднимаешься, опускаешься.
— У меня морская болезнь, — предупредила Ядя.
— Давай попробуем еще раз. — Циприан подал руку, сменив на всякий случай тему. — И раз, и два, и… Плохо! Зачем ты поднимаешься, когда я опускаюсь? Не надо так делать! Подчиняйся ритму, я тебя поведу. Давай договоримся, что я командую.
Ядя стояла с хмурым лицом и нервно обгрызала свеженький французский маникюр. На лбу появились поперечные морщинки, предвещавшие грозу. Однако она ничего не сказала, потому что, в конечном счете, Циприан был прав. Может, он и напыщенный пижон, но в танцах разбирается лучше ее. К тому же он искренне старается научить ее чему-нибудь.
— Ладно, я станцую один, а ты попробуй врубиться. И раз, и два…
Уже глядя на него, Ядя чуть не потеряла равновесие. От одной мысли, что ей придется все время кружиться с вытянутым в струнку позвоночником и сжатыми ягодицами, ей стало не по себе.
— Браааво! — донеслись от двери театральные аплодисменты.
На пороге в небрежной позе, опершись о косяк, стоял Молодой и сосал зубочистку. Циприан моментально остановился. Он тяжело дышал, весь вспотел и чувствовал себя, как после стометровки на время.